ОТ РАЗРУШЕНИЯ К СОЗИДАНИЮ: ПЁТР РУТЕНБЕРГ – РЕВОЛЮЦИОНЕР, СИОНИСТ, ИНЖЕНЕР, ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬ, МИРОТВОРЕЦ
Выпускник Роменского реального училища
В этой статье речь пойдет об удивительном человеке, волею судьбы оказавшемся в центре событий российской и еврейской истории первой половины ХХ века. Именно он был одним из организаторов русской революции 1905 года и шел во главе процессии рабочих во время “Кровавого Во скресенья”. Этот же человек организовал убийство попа Гапона. 25 октября (7 ноября) 1917 года в качестве руководителя обороны Зимнего дворца он сопротивлялся отрядам большевиков до последнего. Он же был одним из организаторов Американского Еврейского Конгресса, а вместе с Жаботинским в 1914 г. создавал Еврейский Легион. Он разработал план электрификации Палестины, создал и возглавил существующую и сегодня в Израиле Электрическую Компанию (“Хеврат Хашмаль”). В качестве главы Национального совета еврейских по селенцев подмандатной Палестины он был посредником между Бен -Гурионом и Жаботинским; он же вел тайные переговоры с арабами и неоднократно встречался с королем Иордании Абдаллой. Имя этого человека – Пётр (Пинхас) Моисеевич Рутенберг (1879-1942).
Как это ни удивительно, на русском языке не существует подробной его биографии. На иврите было издано две монографии о Рутенберге. Яков Полескин (Яари) еще в 1939 году выпустил книгу “Пинхас Рутенберг: человек и его дело”, которая была встречена самим Рутенбергом с большим недовольством. В 1990 году опубликован двухтомник Эли Шалтиэля “Пинхас Рутенберг. Взлет и падение “сильного человека” в стране Израиля”. Обе эти работы лишь бегло касаются российского периода его биографии. Это и неудивительно, после того, как в 1919 году Рутенберг, поселившись в Палестине, окончательно связал свою жизнь с сионистским движением, он неохотно рассказывал о своем революционном прошлом. Если книга Якова Полескина представляет собой биографию человека, чье шестидесятилетие широко отмеча лось в 1939 году еврейской общественностью и прессой, то Шалтиэль анализирует противоречивую роль Рутенберга в подмандатной Палестине: одновременно социалист и предприниматель, этот человек, не будучи связанным ни с одной политической партией, стал влиятельнейшей фигурой в стране Израиль. Рутенберг остается одним из наиболее загадочных политиков первой половины ХХ века.
СОЦИАЛИСТ И РЕВОЛЮЦИОНЕР
ДРУЖБА И РАЗРЫВ С ГАПОНОМ
В 1907 году Леонид Андреев опубликовал рассказ “Тьма”, в котором повествуется о революционере-террористе, вынужденном скрываться от преследования полиции в публичном доме. Посвятивший свою жизнь “благу народа”, террорист-аскет отказывается от услуг проститутки, и между ними завязывается продолжительная беседа о смысле жизни. К утру обнаруживается, что идеалы революционера абсолютно ложны, а падшая женшина проявляет гораздо более высокую степень душевной чистоты, чем он. Рассказ этот был встречен с недовольством радикальными российскими кругами. Максим Горький не только подверг Андреева критике за подобное изображение революционера, но и обвинил его в вольном обращении с частными сведениями. Оказалось, что история эта основана на подлинном случае, произошедшем с их общим знакомым, Петром Рутенбергом, о чем последний рассказал Горькому, будучи в эмиграции в Италии.
Пинхас Рутенберг родился 5 февраля 1879 г. в местечке Ромны на Полтавщине. В детстве, как все еврейские дети, он обучался в хедере. В одиннадцать лет Пинхас поступает в реальное училище. Здесь он проявляет необычные способности к математике; там же он впервые знакомится с социалистическими идеями.
Восемнадцатилетний Рутенберг отправляется в столицу и, преодолев процентную норму, поступает в Петербургский технологический институт. В столице он сближается с социалистами, себя он характеризует в те годы, как человека, близкого к русской культуре и российскому национальному духу, “русского интеллигента” и “идеолога российского пролетариата”. По воспоминаниям одного из лидеров партии эсэров Бориса Савинкова, Рутенберг в те годы состоял в группах “Социалист” и “Рабочее Знамя”, он подвергался преследованиям тайной полиции. Деятельность подобных кружков носила скорее академический характер, но многие молодые люди, и Рутенберг среди них, стремились и к реальной политической активности. В результате Рутенберг сблизился с партией социалистов-революционеров.
Окончив с отличием институт, Рутенберг поступает в качестве младшего инженера на Путиловский завод и вскоре становится начальником инструментальной мастерской. Среди 12000 рабочих завода многие проявляли политическую активность. Они были основной силой в организованном о. Георгием Гапоном “Обществе русских фабричных и заводских рабочих”.
Общество это было создано в 1903 г. по инициативе Департамента полиции, рассчитывавшего взять под контроль рабочее движение. Забастовка путиловцев в декабре 1904 года привела к организации шествия 9 января, получившего название “кровавого Воскресения” и ставшего началом первой русской революции.
Говоря о роли Рутенберга в жизни Гапона, Яков Полескин пишет: “Как невозможно рассказать о Големе из Праги, не упоминая Махарала, так же нельзя рассказать о Гапоне, не упоминая Рутенберга. И как образ Махарала из Праги был бы неполным без упоминания легенды о Големе, так же и рассказ о личности Рутенберга не будет полным и исчерпывающим без истории Гапона”. Даже если признать подобную оценку преувеличением, нужно отметить, что Рутенберг стал ближайшим другом Георгия Гапона среди революционеров, и что именно благодаря близости к этому популярному среди рабочих лидеру, Рутенберг превратился в заметную фигуру в партии эсэров.
От рабочих-путиловцев Рутенберг узнал, что Гапон собирается организовать шествие к Зимнему Дворцу, чтобы вручить царю петицию о страданиях народа. Он сообщил об этом руководству своей партии, которое велело ему принять участие в шествии. Рутенберг вспоминал, что после того, как стало известно о раздаче казакам боевых патронов, он советовал Гапону изучить возможные пути к отступлению. Тот, однако, был уверен, что шествие завершится спокойно, царь не может разогнать мирную демонстрацию собственного народа.
“Гапона я увидел только утром девятого января. Я обнаружил его стоящим среди рабочих, бледного, потерявшего самообладание и сомневающегося.
“Святой отец, есть ли у вас какой-то реальный план?” – спросил я. “Вовсе нет”, – был его ответ. “Но, вероятно, солдаты могут открыть огонь?” – сказал я. “Нет, не думаю”, – ответил Гапон неуверенным голосом. Я достал из кармана план Петербурга, со всеми отметками, которые подготовил. Я предложил самые подходящие, по моему мнению, пути для шествия. Если солдаты откроют огонь, будет нужно строить баррикады на улицах, захватить оружие на ближайших складах и всеми путями пробиваться к Зимнему. План был принят. Мы пошли в соседнюю церковь и взяли кресты и хоругви. Гапон немного успокоился. Во дворе уже собралась большая толпа народа. Ко мне стали обращаться за указаниями. Группа рабочих спросила: “Кресты и хоругви есть, не стоит ли взять портреты царя?” Я посоветовал не делать этого“.
Более ста тысяч человек шли колоннами с разных концов города. События, однако, повернулись не так, как предполагал Гапон. Казаки стали расстреливать манифестантов. Несколько сот человек погибло. В этой ситуации сохранивший самообладание Рутенберг фактически спас жизнь Гапона, выведя его из -под огня.
Сбрив ему бороду и длинные волосы и переодев в простую одежду, Рутенберг увел Гапона на одну из тайных квартир. Сменив несколько адресов, Гапон оставался некоторое время у Максима Горького, после чего его вывезли за границу.
В эмиграции Гапона ждал теплый прием, он был желанным гостем у Плеханова, Ленина, Кропоткина, Жореса, Клемансо. Социал-демократы и социал-революционеры боролись за влияние над популярным рабочим вождем. Социал-демократия с ее идеологическими программами была чужда Гапону, он однако продолжал поддерживать доверительные отношения с эсэром Рутенбергом, который говорил, что практическая борьба гораздо важнее идеологии. Оба были вовлечены в неудачную попытку контрабанды оружия на судне “Джон Крафтон” для боевой организации эсэров, в результате чего Рутенберга, который, вернувшись в Россию, должен был встречать судно, арестовали, но вскоре отпустили.
Власти также не теряли надежды использовать влияние Гапона для вовлечения рабочих в орбиту умеренного социализма. В конце 1905 года представители премьера С. Ю. Витте дали понять Гапону, что он не будет подвергнут аресту и преследованиям, если выступит с одобрением Октябрьского Манифеста и новой политики властей. Тот и сам считал правительственные реформы важным достижением. Слухи о связи Гапона с российскими властями, как и газетные сообщения о том, что он проводит время в казино Монте-Карло, подорвали его репутацию среди революционеров. Историки характеризуют Гапона как человека эгоистичного и недалекого, чуждого социалистическому движению, пользовавшегося, однако, уважением среди рабочих.
Ленин, встречавшийся в Женеве с Гапоном и Рутенбергом, хотя и полагал изначально, что Гапон – искренний “христианский социалист”, а не провокатор, быстро пришел к выводу о его поверхностности, что он “действительно серьезным вождем, хотя бы и для полусознательных масс, являться не может”.
В начале 1906 года один из руководителей Тайного управления полиции (“Охранки”), Петр Рачковский, пытается завербовать Рутенберга через Гапона, вернувшегося в самом конце 1905 года в Россию и поселившегося в финском Териоки (ныне Зеленогорск) близ Петербурга. Гапон доверительно рассказывает об этом своему товарищу, утверждая, что, будучи двойными агентами, они смогут оказать большую помощь рабочему делу. Рутенберг, однако, не имел намерения становиться двойным агентом. Предложение о сотрудничестве с Департаментом полиции потрясло и оскорбило его. После первой встречи с Гапоном в январе он заболел и слёг. Не желая, чтобы отношения с Гапоном бросили тень на него в глаза х партийных товарищей, он сообщил о провокации одному из руководителей партии, Евгению Азефу (который сам был провокатором и двойным агентом) и его заместителю Борису Савинкову; оба находились в Гельсинфорсе (Хельсинки). Азеф потребовал казнить Гапона, возможно, из опасения, что наличие второго агента повлияет на его собственную роль. Политическое руководство партии в лице ее главы Виктора Чернова отнеслось к этой затее сдержанно и не желало предпринимать такой шаг на основании лишь утверждений Рутенберга. Было решено организовать тройную встречу Рутенберг-Гапон-Рачковский, в ходе которой Рутенберг при помощи опытного террориста Иванова убьет Гапона и Рачковского. Сам факт встречи послужил бы доказательством связи Гапона с Рачковским. Встреча была намечена на 4 марта 1906 года в одном из петербургских ресторанов, однако Рачковский, видимо, предупрежденный Азефом о покушении, туда не явился. Убийство не состоялось.
Рутенберг доложил Азефу о случившемся, тот, однако, обрушился на него с обвинениями в мягкотелости и нарушении партийной дисциплины.
26 марта Рутенберг пригласил Гапона на снятую заранее дачу в Озерках (поселок к северу от Петербурга), где тот был повешен тремя боевиками партии. Тело его было обнаружено только через месяц.
Руководство партии отказалось взять ответственность за преступление, заявляя, что Рутенберг действовал по собственной инициативе, исходя из личных мотивов. Эту позицию партия сохранила даже после разоблачения Азефа. Охранка также не торопилась обнародовать свою версию. Позднее сам Рутенберг писал, что Гапон был приговорен к смерти товарищеским судом рабочих, которые подслушивали его разговор с Гапоном, спрятавшись в соседней комнате на даче. После того, как Гапон несколько раз повторил предложение Охранки о сотрудничестве, Рутенберг неожиданно позвал слышавших все товарищей. Сам Рутенберг, не желая принимать участие в казни, вышел на террасу. Когда он вернулся, Гапон был мертв.
Большинство серьезных историков согласно, что Рутенберг действовал по заданию Азефа, считая, что выполняет волю ЦК партии. Некоторые подробности, однако, остаются спорными. Поставил ли Азеф в известность Департамент полиции о готовящейся расправе над Гапоном и Рачковским? Чем мотивировались действия Азефа? Действительно ли политическое руководство эсэров не з нало о готовящемся убийстве Гапона (без Рачковского)?
Версия Рутенберга была изложена в 1909 году в его статье. Этой же версии он придерживался и в изданной в Ленинграде в 1925 г. брошюре, посвященной 20 -летию революции 1905 года. Интересно, что воспоминания начальника Охранки А.В. Герасимова в общем подтверждают слова Рутенберга. Он был невысокого мнения о моральных качествах Гапона, но с уважением писал о Рутенберге:
“Этому тщеславному человеку (Гапону) было лестно вновь и вновь слышать подтверждения свои героических подвигов; однако и более реальные радости имели для него привлекательность. …Эти сведения говорили мне, что судьба революционера Гапона не должна меня особенно заботить. Он не грозит никакой опасностью государственному порядку. …Рутенберга же я знаю лично; во время одного допроса я обстоятельно наблюдал его и вынес впечатление, что это непреклонный человек и убежденный революционер. Смешно поверить, чтобы его удалось склонить на предательство и полицейскую работу” .
Герасимов упоминает, что якобы Рутенберг планировал застрелить царя 9 января 1905 г., однако других свидетельств о подобном плане нет: “Внезапно я его (Гапона) спросил, верно ли, что 9 января был план застрелить государя при выходе его к народу”. Гапон ответил: “Да, это верно. Было бы ужасно, если бы этот план осуществился. Я узнал о нем гораздо позже. Это был не мой план, но Рутенберга… Господь его спас…”
Так или иначе, Рутенберг был вынужден отправиться в эмиграцию, где начался новый этап в его жизни. Биографы практически не сообщают о личной жизни Рутенберга в российский период. По некоторым сведениям, он принял православие, чтобы жениться на русской женщине. Впоследствие он вернулся к иудаизму. Вот как он сам десять лет спустяvхарактеризовал революционный период своей жизни:
“Как и большинство еврейской учащейся молодежи моего поколения, молодежи из черты оседлости, я должен был преодолевать “нормы” и “проценты”, чтобы добиться высшего образования, права жительства. И в большом городе, в его большой жизни, вдали от семейного круга, я обнаружил путь и потребность, которая зрела во мне еще с детских лет, там, в еврейском “гетто” – потребность в протесте и борьбе против притеснения и преследования. И тогда я добровольно вступил в лагерь русских революционеров и служил ему с преданностью изо всех моих сил. Верой и правдой, не за страх, но за совесть. Всего себя я посвятил этому служению, все, что было в моих силах. Русская литература, наука, искусство и музыка раскрыли предо мной всю глубину страдания русского народа. Страдания евреев переплетались и соединялись с ними. Будучи изначально далеким от этих страданий, я все больше и больше видел их, все больше и больше слышал их…. В результате этого влияния, я, как и многие люди моего круга, удалялся все дальше от своего многострадального народа, пока не оторвался и не ушел от него окончательно“.
В ЭМИГРАЦИИ. ПОВОРОТ К ЕВРЕЙСТВУ
Рутенберг поселился в Италии, где жили тогда многие политэмигранты, включая Максима Горького (кстати, Рутенберг стал прототипом героя одной из его повестей), чей дом на Капри был своеобразным салоном для русских революционеров. Он поддерживал контакты также с итальянскими политиками, в основном левого толка. Тогда же он подружился с будущим дуче Бенитто Муссолини.
Но в целом Рутенберг в этот период отходит от политической деятельности и сосредотачивается на инженерной работе. Он осваивает новую для себя область гидротехники. Рутенберг вспоминал, что в Италии его душа нашла успокоение, он покинул узкую среду политэмигрантов, судьба каждого из которых была по-своему трагична. Он общается с разными людьми, пересматривает взгляды на человеческие отношения и на многие ценности. Тогда же он впервые обращается к специфическим еврейским проблемам:
“В то время, еще задолго до войны, встали передо мной следующие вопросы. Почему я, культурный человек, обладающий определенным авторитетом, почему я стесняюсь своего “еврейского происхождения” и пытаюсь всеми силами и способами скрыть его от неевреев? Почему так же поступают очень многие другие евреи, люди, без сомнения обладающие уважением и авторитетом? Почему неевреи, те люди, к которым я отношусь с большим уважением, даже близкие мне, мои товарищи революционеры, за единичными исключениями, почему и они не “любят” евреев, почему они в глубине души – антисемиты? Почему этот антисемитизм, в той или иной форме, существует не только в России, где есть так много бесправных, преследуемых и унижаемых евреев, но и в других странах, где евреев мало и они имеют все гражданские права?”
Рутенберг приходит к выводу, что еврейский вопрос может быть решен только путем национальной организации еврейского народа.
С началом мировой войны большинство сионистов, разочарованных в политике Турции, выступают в поддержку стран Антанты. Рутенберг берётся за создание боевой организации “Pro Cousa Ebraica” (“За еврейское дело”), задачей которой будет помочь союзникам освободить Палестину. Он посещает ряд европейских столиц, встречается с видными политиками и руководителями сионистского движения. Идея создания еврейских боевых отрядов была поддержана не всеми. Многие полагали, что сионистское движение должно сохранять нейтралитет, поскольку открытая поддержка Антанты может привести к катастрофическим последствиям для находившихся под контролем Турции еврейских колоний в Палестине, а также для евреев Германии и Австро-Венгрии. Одним из противников Рутенберга стал Хаим Вейцман. Рутенберг вступает в контакт с Зеевом Жаботинским, который совместно с И. Трумпельдором также работал над организацией “Еврейского Легиона”. По согласованию с Жаботинским Рутенберг решает отправиться в Америку с целью агитации среди самой большой и влиятельной еврейской общины нейтрального мира.
В мае 1915 г. Пинхас Рутенберг прибывает в Нью- Йорк. Здесь его втягивают в политическую борьбу еврейских организаций вокруг создания структуры, способной наилучшим образом выразить требования сионистов после победы союзников в войне. Рутенберг в основном поддерживает связь с левыми организациями, такими как “Поалей Цион”, с Давидом Бен-Гурионом, Ицхаком Бен-Цви3, Бером Бороховым. Он вступает в контакт с Хаимом Житловским5, и вместе они участвуют в создании Американского Еврейского Конгресса. Тогда же Рутенберг под псевдонимом Пинхас Бен-Ами издает на идиш свою книгу “Национальное возрождение еврейского народа”, написанную им по-русски в Италии. Будучи в Америке, Рутенберг разработал детальный ирригационный план для Палестины и план использования гидроэнергии. Претворение этого плана в жизнь становится его мечтой.
В ПЕТРОГРАДЕ С КЕРЕНСКИМ
В феврале 1917 года царский режим пал. Рутенберг был одним из многих эмигрантов, приветствовавших революцию и желавших вернуться в Россию. Когда в Нью-Йорк прибыл посланник нового правительства Борис Бахметьев, представители русской эмиграции организовали ему восторженную встречу в зале Мэдисон-Сквер-Гарден. Рутенберг был избран председателем собрания. В этом мероприятии участвовали и еврейские активисты, например, редактор газеты “Форвертс” Эйб Каган, однако, по понятным причинам, представители сионистского лагеря большого интереса к нему не проявили.
Благодаря своим связям, Рутенберг смог покинуть Нью-Йорк на одном из первых направлявшихся в Россию пароходов уже в июле 1917 г. В Петрограде его тепло встретил соратник по партии эсеров Александр Керенский, возглавлявший Временное Правительство и нуждавшийся в энергичных единомышленниках. Несмотря на 12-летнее отсутствие в России и фактический отход от деятельности эсэров, уже через несколько дней Рутенберг был назначен заместителем главы города. К осени возглавлявшийся Троцким Петроградский Совет рабочих, крестьянских и солдатских депутатов стал органом власти, альтернативным рутенберговской городской Думе. Было ясно, что Советы намечают захватить власть и сместить Временное правительство.
21 октября (3 ноября) Керенский объявил о создании Высшего совета, наделенного чрезвычайными полномочиями с целью сохранения законности и порядка, в составе трех человек: министра внутренних дел Кишкина, генерала Пальчинского и Рутенберга. Позже Рутенберг вспоминал, что предлагал Керенскому арестовать и казнить двоих – Троцкого и Ленина. Кто
знает, прояви тогда Керенский решительность, может, история сложилась бы совсем по-другому.
Ненависть Рутенберга к большевикам была взаимной. Вот строки из составленного Троцким и Антоновым-Овсеенко обращения Петросовета от 28 октября (10 ноября):
“Граждане Петрограда! Керенский бежал из города, бросив вас на попечение Кишкина, сторонника сдачи Петрограда немцам, на попечение Рутенберга, черносотенца, саботировавшего продовольствие города, на попечение Пальчинского, стязавшего единодушную ненависть всей демократии“.
Во время штурма Зимнего Рутенберг был в числе последних защитников резиденции Временного правительства. 8 ноября он был арестован вместе с “министрами-капиталистами” и посажен в Петропавловскую крепость. Там он оказался рядом с былыми политическими противниками: черносотенцем Пуришкевичем и бывшим министром юстиции Щегловитовым, одним из организаторов дела Бейлиса. Вот что писал сионистский активист и друг Рутенберга Нахман Сыркин:
“Интересные вещи рассказывает Р. о встречах и знакомствах, приобретенных в заключении. Там был известный министр царских времен Щегловитов, знаменитый антисемит Пуришкевич и другие подобные “фрукты”. Отношения между собратьями по несчастью были приличные, вежливые, как подобает джентльменам. Вместе с этим, они говорили друг другу правду открыто и в лицо. “Будь это в моих силах, я бы подвел ваше почтение под расстрел в 24 часа”, – такой репликой завершилась дружеская беседа с Пуришкевичем“.
Сионист Н. Бару, посетивший Рутенберга в тюрьме, рассказывал, что тот не изменил своему привычному образу. Первыми словами, обращенными к посетителю в камере, были: “Чем я могу быть полезен господину?”
В марте 1918 года, когда немецкие войска приблизились вплотную к Петрограду, большевики освободили многих заключенных, в том числе и Рутенберга. Он отправился в Москву, где занял пост в кооперативном движении, объединявшем производителей, которые не подверглись национализации сразу после революции. Помимо этого, Рутенберг уделяет внимание и сионистскому движению.
После неудачного покушения Фани Каплан на Ленина в августе 1918 года был развязан “красный террор” против эсэров. Рутенберг спешно покидает Москву и отправляется в Киев, столицу независимой Украины. Оттуда он направился в Одессу, где поступил на службу в качестве министра снабжения белого правительства, действовавшего под покровительством французской армии. Вместе с другими белоэмигрантами он вынужден был перебраться в 1919 г. в Стамбул, а затем в Париж, где в это время руководители сионистского движения готовили свои требования державам, собравшимся на Версальскую мирную конференцию.
Нахман Сыркин вспоминал, что появление в Париже Рутенберга, с которым он расстался в Нью-Йорке за два года до этого, было подобно воскрешению из мертвых. Все были уверены, что он расстрелян большевиками, слух об этом распространился за несколько месяцев до того.
Неожиданное возвращение в Россию Рутенберга, давно отошедшего от российской политики, и назначение его на руководящий пост во Временном правительстве, как и бегство из большевистской России, является, пожалуй, самым загадочным поворотом его биографии.
В Париже он возвращается к своей идее электрификации Палестины. Для реализации этого плана необходимы были инвестиции и требовалось получить концессию. Рутенбергу удается вступить в контакт с престарелым Эдмондом Ротшильдом, который рекомендует его своему сыну, британскому финансисту Джеймсу Ротшильду. Благодаря этому Рутенбергу удается собрать десятки тысяч фунтов на свой проект.
В ПОДМАНДАТНОЙ ПАЛЕСТИНЕ
В конце 1919 года сорокалетний Рутенберг совершает алию. В его планы входит строительство сети электростанций в Палестине. Однако первой проблемой, с которой он столкнулся в 1920 году стали беспорядки арабов, протестовавших против планов англичан создать еврейский национальный очаг в Палестине. В апреле беспорядки переросли в погромы. Ответом стало создание Жаботинским и Рутенбергом отрядов самообороны (“Хаганы”). Жаботинский вскоре был арестован британскими властями.
Рутенберг не прекращает работы по получению концессии и поиска инвестиций для строительства электростанций. У него была идея осушить малярийные болота долины озера Хула в верхней Галилее, превратив их в плодородные земли, и после этого использовать значительный перепад уровня воды между Мейромом и Кинеретом (700 футов на 15 миль) для получения электроэнергии. Этот план был принят экономической комиссией при Сионистской организации.
Одним из политических препятствий на пути этой программы стала демаркационная “линия Пико -Сакса”, разграничивавшая французскую и английскую зону оккупации. Эта линия была основана на тайном соглашении 1916 года, т.е. до захвата союзниками Палестины и Сирии у Турции. В соответствии с ней, верхняя Галилея и часть Иорданской долины попадали во французскую зону. Фактически это означало, что Палестина, не имеющая запасов нефти или угля, оказывалась полностью лишенной источников энергии. Лидеры сионистов стремились мобилизовать свое влияние в Англии и США, чтобы добиться отмены линии Пико-Сакса, делившей историческую страну Израиль на две части. Луи Брандайс обращался в начале 1920 г. к президенту Вудро Вильсону с просьбой принять во внимание интересы сионистов и британскую декларацию Бальфура от 1917 г., согласно которой в Палестине должен быть создан еврейский национальный очаг.
При обсуждении вопроса о границах и о водных ресурсах проект Рутенберга по использованию водной энергии играл роль ключевого аргумента. В результате переговоров и уточнений границы в 1920 г. (некоторые корректировки границ продолжались до 1924 г.) Франция отказалась передать Британии бассейн реки Литани и Голанские высоты, но согласилась на отдачу верхней Галилеи, верховий Иордана и части р. Ярмук. По согласованной тогда линии проходят сегодняшние международно признанные границы Израиля с Ливаном и Сирией.
Следующей задачей Рутенберга стало получение от британского правительства концессии на строительство небольшой ГЭС на Ярконе в районе Тель-Авива. Министром колоний, от которого во многом зависело решение этого вопроса, был Уинстон Черчилль, с которым Рутенберг уже встречался в Лондоне. Черчилль лично посетил Палестину в 1921 г. в сопровождении барона Джеймса Ротшильда и ознакомился с деятельностью Рутенберга. В 1922 году Рутенберг, заручившись поддержкой сионистского руководства в Палестине и британского губернатора Герберта Самуэля, отправляется в Америку для поиска инвестиций.
Американское еврейство было в то время поглощено внутренними проблемами и разделено на два лагеря: сторонников Брандайса и сторонников Вейцма на. Рутенберга в целом встретил теплый прием, хотя некоторые левые бундовские газеты осуждали его “контрреволюционную” роль в событиях 1917 -19 годов в России.
В это время вспыхнул скандал в связи с концессией. Британские газеты и ряд политических деятелей обвинили правительство в том, что концессия предоставляется иностранному, русскому предпринимателю якобы с нарушением интересов британских компаний. Одной из причин скандала было опасение, что Рутенберг закупит оборудование в Германии, а не в Англии. Лорду Бальфуру и Черчиллю пришлось давать объяснения по этому вопросу в Палате Лордов. Показателен следующий диалог:
Депутат: “Соответствует ли в действительности опубликованное TheTimes сообщение, что г. Рутенберг – один из самых опасных русских революционеров, что он убил священника Гапона сразу после первой русской революции?”
Уинстон Черчилль: “Уважаемый депутат не может требовать от меня сообщить ему полную биографию инженера Рутенберга, поскольку это не входит в круг моих обязанностей. Однако я могу с точностью утверждать, что было бы безумием считать г-на Рутенберга большевиком. Г-н Рутенберг был изгнан из России именно из-за своего активного сопротивления большевизму и его учению”.
Керенский также выступил с заявлением в прессе о том, что Рутенберг проявил себя как честный и ответственный администратор и не является сторонником большевиков. Сам Рутенберг спешно прибыл из США в Англию и пообещал провести закупки в Британии.
Рутенберг в конце концов сумел преодолеть последние препятствия, и в 1923 году была создана Палестинская Электрическая Компания. Тогда же появилась первая электростанция, и электричество пришло в Тель-Авив. В 20-е годы электрические столбы и линии электропередач становятся новым элементом пейзажа Эрец Исраэль. К электросети подключается Хайфа, Тверия и другие города. В 1930-м году строится сравнительно крупная электростанция в Нахараиме, в месте впадения Ярмука в Иордан. “Старик из Нахараима” – под таким прозвищем стал известен Рутенберг среди еврейских колонистов.
Рутенбергу удалось привлечь в совет компани и многих именитых британских политиков: лордов Самуэля, Рэдинга, Хирста. Социалистическое прошлое Рутенберга сближало его с левым лагерем в сионизме. В то же время он сохранял тесные связи с Жаботинским и “ревизионистским” правым течением. Рутенберг не занимался политической деятельностью в прямом смысле слова, не принадлежал ни к одной из партий, почти не известны его статьи или выступления на злобу дня. Одновременно он обладал огромным авторитетом и связями как в Палестине, так и среди европейских и американских политиков. Все это делало его идеальной компромиссной фигурой, человеком, способным “наводить мосты” и сближать позиции разных групп.
В 1929 году резко обострились арабо-еврейские отношения. В траурный день ава, когда евреи оплакивают разрушение иерусалимского Храма, произошли арабские нападения на евреев у Стены плача. Рав Кук обращается к Рутенбергу с просьбой использовать свое влияние среди англичан, чтобы обеспечить безопасность в этом святом месте. Рутенберг назначается главой Национального Совета (фактически, правительства еврейских колоний Палестины). Назначение это, совершенно очевидно, было вызвано желанием найти лидера, пользующегося авторитетом среди поселенцев разной политической ориентации, как и среди британских властей. Помимо связей, настойчивости и политической беспристрастности, людей привлекало, что Рутенберг не стремился к саморекламе, в отличие от многих политиков, склонных бросаться словами на ветер. Рассказывали, что он однажды отказался разговаривать с репортером итальянской газеты “Корьерра делла сера”, имевшим к нему рекомендательное письмо от самого Муссолини. “Я занят. Пусть господин придет завтра”, – сказал Рутенберг.
В 1934 году он пытается преодолеть разногласия между Бен-Гурионом и Жаботинским. При посредничестве Рутенберга они пришли к соглашению, которое, однако, не было утверждено правлением Всемирной сионистской организации. Во время строительства плотины в Нахараиме он устанавливает контакты с королем Иордании Абдуллой, проявлявшим интерес к предприятию (предполагалось, что Электрокомпания будет давать энергию и в Трансиорданию). Впоследствии Рутенберг использует эти связи, когда совместно с Моше Смилянским и рядом других политиков-евреев пытается договориться с
арабами о программе взаимопонимания. Переговоры эти, однако, не имели успеха.
Британские власти использовали Рутенберга для установления неформальных контактов с Муссолини: во время одной из многочисленных поездок в Европу Рутенберг встречался в Риме со своим давним знакомым, теперь итальянским диктатором.
С началом Второй мировой войны Рутенберг вновь становится главой Национального совета. Он пытается предпринять меры для спасения немецких евреев. Однако здоровье его ухудшается, и в 1942 году Рутенберг умирает в Иерусалиме. Перед смертью он обращается к еврейской молодежи с призывом единства.
Рутенберг завещал свое состояние фонду для молодежной деятельности, названному его именем. Дом Рутенберга на горе Кармель в Хайфе стал крупным молодежным центром.
Гидроэнергия не стала основным источником электричества для Израиля. Станция в Нахараиме была разрушена иорданцами во время войны в 1948 году. Однако компания “Хеврат Хашмаль” (“Электрокомпания”) оказалась основой инфраструктуры
еврейского государства. Рутенберг начинал свою деятельность в России как борец против угнетения и за народное благо.
Но сегодня его вспоминают не как революционера, не как соратника Керенского. “Старик из Нахараима” остался в памяти потомков как человек, принесший свет и энергию в Тель-Авив, Хайфу, Иерусалим, как человек, призывавший к единству и взаимопониманию.