ВЕЧЕРА НА ХУТОРЕ БЛИЗ ДИКАНЬКИ
«Печатной бумаги развелось столько, что не придумаешьскоро, чтобы такое завернуть в нее».
«На балы, если вы едете, то именно для того, чтобыповертеть ногам и и позевать в руку».
«Еще был у нас один рассказчик, тот такие выкапывал истории, что волосы ходили на голове».
«…Если где замешалась чертовщина, то ожидай столько проку, сколько от голодного москаля».
«Я на четвертый только день после свадьбы выучился обнимать покойную с вою Хвеську, да и то спасибо куму: бывши дружкою , уже надоумил.»
«Господи боже мой, за что такая напасть на нас грешных! И так много всякой дряни на свете, а ты еще и жинок наплодил!»
“Что раз сделал, тому и навеки быть”.
«Эх, если бы я был царем или паном великим, я бы первыйперевешал всех тех дурней, которые позволяют себя седлать бабам».
«Вареник остановился в горле поповича… Глаза его выпятились, как будто какой-нибудь выходец с того света только что сделал ему перед сим визит свой»
«Кум с разинутым ртом превратился в камень; глаза его выпучились, как будто хотели выстрелить».
«Скорее песок взойдет на камню и дуб погнется в воду, как верба, нежели я нагнусь перед тобой».
«Чтоб ему на том свете елись одни только буханцы пшеничные да маковники в меду».
«Знаю, что много наберется таких умников, пописывающих по судам и читающих даже гражданскую грамоту, которые, если дать им в руки простой часослов, не разобрали бы ни аза в нем, а показывать на позор свои зубы есть уменье».
«Бедному Петру в родне было столько нужды, сколько нам в прошлогоднем снеге».
«У бедного Петруся всего-навсего была одна серая свитка, в которой было больше дыр, чем у иного жида в кармане злотых».
«Женщине, сами знаете, легче поцеловаться с чертом, не во гневе будь сказано, нежели назвать кого красавицей..»
«Ротик на то и создан был, чтобы выводить соловьиные песни».
«Если где парубок и девка живут близко один от другого и сами знаете, что выходит».
«В ясный морозный день красногрудый снегирь, словно щеголеватый польский шляхтич, прогуливался по снеговым кучам, вытаскивая зерна».
«Видно правду говорят люди, что у девушек сидит черт, подстрекающий их любопытство».
«Ноги отплясывают, словно веретено в бабьих руках»!.
«Попойка завелась, как на свадьбе перед постом великим».
«Чудно устроено на нашем свете. Все, что ни живет в нем, все силится перенимать и передразнивать один другого».
«Ему когда мед, так и ложка нужна».
“Жил он как настоящий запорожец: ничего не работал, спал три четверти дня, ел за шестерых косарей и выпивал одним
разом почти по целому ведру…”
«Шаровары, которые носил он, были так широки, что какой бы большой ни делал он шаг, ног было совершенно незаметно, и казалось- винокуренная кадь двигалась по улице».
«Звезды, собравшись в кучу, играли в жмурки».
СТАРОСВЕТСКИЕ ПОМЕЩИКИ
«В старину любили хорошенько поесть, еще лучше попить, а еще лучше любили повеселиться».
«Человек без честного рода и потомства, что хлебное семя, кинутое в землю и пропавшее даром в земле. Всходу нет – никто не узнает, что кинуто было семя».
«По странному устройству вещей, всегда ничтожные причины родили великие события, и наоборот – великие предприятия оканчивались ничтожными следствиями».
«Какого горя не уносит время? Какая страсть уцелеет в неравной битве с ним».
«Что же сильнее над нами: страсть или привычки? Или все сильные порывы, весь вихорь наших желаний и кипящих страстей – есть только следствие нашего яркого возраста и только по тому одному, кажутся глубоки и сокрушительны».
ТАРАС БУЛЬБА
«Слишком старых не было на Сечи, ибо никто из запорожцев не умирал своей смертью».
«По писанью известно, глас народа – глас божий. Уж умнее того нельзя выдумать, что весь народ возжелал».
«Если кто в походе напьется, то никакого нет на него суда. Как собака, будет он застрелен на месте и кинут без всякого погребенья на поклев птицам, потому что пьяница в походе не достоин христианского погребения. Молодые, слушайтесь во всем старых! Если цапнет пуля или царапнет саблей по голове или чему-нибудь иному, не давайте большого уважения такому делу. Размешайте заряд пороху в чарке сивухи, духом выпейте, и все пройдет, – не будет и лихорадки; а на рану, если она не слишком велика, приложите просто земли, замесив ее прежде слюною на ладони, то и присохнет рана».
«Терпи козак, – атаманом будешь! Не тот еще добрый воин, кто не потерял духа в важном деле, а тот добрый воин, кто и на безделье не соскучит, кто все вытерпит, и хоть бы ему что хочь, а он все-таки наставит на своем».
«Запорожцы как дети: коли мало – съедят, коли много – тоже ничего не оставят».
«Коли человек влюбится, то он все равно, что подошва, которую, коли размочишь в воде, возьми и согни – она и согнется».
«Велика власть слабой женщины, много сильных погубляла она».
«Первый долг и первая честь козака – есть соблюсти товарищество».
«Не погибнет ни одно великодушное дело и не пропадет, как малая порошинка с ружейного дула, козацкая слава».
«Нет уз святее товарищества! Отец любит свое дитя, мать любит свое дитя, дитя любит отца и мать. Но это не то, братцы: любит и зверь свое дитя, но породниться родством по душе, а не по крови, может один только человек. Бывали и в других землях товарищи, но таких, как в Русской земле, не было таких товарищей… Нет, братцы, так любить, как русская душа, – любить не то чтобы умом или чем другим, а всем, чем дал бог, что ни есть в тебе. Нет, так любить никто не может».
«Пусть же стоит на вечные времена православная Русская земля и будет ей вечная честь».
«Пусть же пропадут все враги и ликует вечные веки Русская земля».
«Пусть же славится до конца века Русская земля!».
«Пусть же цветет вечно Русская земля!»
“Пусть же после нас живут еще лучше, чем мы, и красуется вечно любимая Христом Русская земля!”
«Бог на то создал горилку, чтобы ее всякий пробовал».
«Во времена Тараса Бульбы, на пограничных местах не былотеще никаких таможенных чиновников и объездчиков, этой страшной грозы предприимчивых людей и поэтому всякий мог везти что ему вздумалось. Если же кто и производил обыск и ревизовку, то делал это большей частью для своего собственного удовольствия, особливо если на возу находились заманчивые для глаза предметы, и если его собственная рука имела порядочный вес и тяжесть».
«Жид самого себя украдет, когда только захочет украсть».
«Когда мы (евреи) да бог захочет сделать, то уже будет так, как нужно».
«Известно, какова в Русской земле война, подняться за веру: и нет силы сильнее веры».
«Знаете ли вы украинскую ночь? О, вы не знаете украинской ночи! Всмотритесь в нее. С середины неба глядит месяц.
Необъятный небесный свод раздался, раздвинулся еще необъятнее. Горит и дышит он. Земля вся в серебряном свете: и чудный воздух и прохладно-душен, и полон неги, и движет океан благоуханий. Божественная ночь! Очаровательная ночь! Недвижно, вдохновенно стали леса, полные мрака, и кинули огромную тень от себя. Тихи и покойны эти пруды; холод и мрак вод их угрюмо заключен в «темно-зеленые стены садов».
«Чуден Днепр при тихой погоде, когда вольно и плавно мчит сквозь леса и горы полные воды свои. Ни зашелохнет; ни прогремит. Глядишь, и не знаешь, идет или не идет его величавая ширина, чудится будто весь вылит он из стекла, и будто голубая зеркальная дорога, без меры в ширину, без конца в длину, реет и вьется по зеленому миру. Любо тогда и жаркому солнцу оглядеться с вышины и погрузить лучи в холод стеклянных вод и прибрежным лесам ярко осветиться в водах. Зеленокудрые! они толпятся вместе с полевыми цветами к водам и, наклонившись, глядят в них и не наглядятся, и не налюбуются светлым своим зраком, и усмехаются к нему, и приветствуют его, кивая ветвями. В середину же Днепра они не смеют глянуть: никто, кроме солнца и голубого неба, не глядит в него. Редкая птица долетит до середины Днепра. Пышный! ему нет равной реки в мире. Чуден Днепр и при теплой летней ночи, когда все засыпает – и человек, и зверь, и птица; а бог один величаво озирает небо и землю и величаво сотрясает ризу. От ризы сыплются звезды. Звезды горят и светят над миром и все разом отдаются в Днепре. Всех их держит Днепр в темном лоне своем. Ни одна не убежит от него; разве погаснет на небе.Черный лес, унизанный спящими воронами, и древле разломанные горы, свесясь, силятся закрыть его хотя длинною тенью своею, – напрасно! Нет ничего в мире, чтобы могло прикрыть Днепр. Синий, синий, ходит он плавным разливом и середь ночи, как середь дня: виден за столько вдаль, за сколько видеть может человечье око.
Нежась и прижимаясь ближе к берегам от ночного холода, дает он по себе серебряную струю; и она вспыхивает, будто полоса дамасской стали; а он, синий снова заснул. Чуден и тогда Днепр, и нет реки, равной ему в мире! Когда же пойдут горами по небу синие тучи, черный лес шатается до корня, дубы трещат и молния, взламываясь между туч, разом осветит целый мир – страшен тогда Днепр! Водяные холмы гремят, ударяясь о горы, и с блеском и стоном
отбегают назад и плачут, и заливаются вдали»…